Ню джаз

Gilles Peterson

Новый джаз - Новый джаз

12 июня впервые в России свой сет сыграет Джайлс Петерсон. Для тех, кто в курсе, кто это такой, дальнейшие комментарии не особо нужны.

При этом авторы будут искренне рады, если нижеследующий кусок текста привлечет чье-то внимание и заинтересует хотя бы пару человек, еще не знакомых с культурным явлением по имени GP.

Уже четверть века этот человек соединяет несоединимое, расставляя все точки над «е» в том, что касается сложносочиненных соединений джаза, соула, фанка, глубокого хауса, хип-хопа, кубинской и бразильской музыки, эстетского техно и прочих чудес. Впрочем, то, что делает Джайлс, загнать в общепринятые рамки стилей и жанров представляется абсолютно невозможным.

Начав в середине 80-х с самодельной радиостанции в саду своих родителей, сегодня он – один из самых ценных кадров радиостанции BBC, и титул «Джон Пил нашего времени» – отнюдь не преувеличение. Его радиошоу “Worldwide” уже десять лет подряд бьет рейтинги популярности, каждую неделю обеспечивая непременную порцию вдохновения и откровения для настоящих меломанов по всему миру.

Джайлс задаёт не моду, но стандарты, передавая чистую любовь и восхищение перед музыкой. Создатель и главный идеолог трех знаковых лейблов последних двадцати лет – Acid Jazz Records, Talkin’ Loud и Brownswood, Петерсон был и остается главным «тейстмэйкером» нашего времени. 12 июня, четверг, клуб IKRA. А интервью читайте далее.

Тебе, наверное, каждый день приходят тонны музыки. Как ты выбираешь из неё, что играть, а что нет?

Ну, сначала я обращаю внимание на лейблы, которые мне знакомы. А вообще у моей радиопрограммы есть продюсер, ее зовут Карен. Большая часть музыки сначала попадает в её руки, и она избавляется от явного мусора. Так что, когда музыка переходит ко мне, чаще всего никакого мусора там уже нет. Но если когда-нибудь вдруг выясняется, что Карен не передала мне пластинку, которая мне понравилась… Тем хуже для неё (смеётся), но такого давно уже не было.

У меня всего два часа в эфире, а радиопрограмма эта довольно уважаемая. Всегда есть много музыкантов, которые хотят в ней появиться. Так что я чувствую за собой груз ответсвенности – я обещал этим людям послушать их музыку. Сейчас я играю больше новой музыки, чем когда-то. Я стараюсь не слушать слишком много всего в день радиоэфира, обычно я разгребаю весь свой материал по понедельникам-вторникам. Иначе мне пришлось бы всю среду провести около проигрывателя. У меня три разных программы. Одна на BBC, потом я делаю еще одну передачу, она распространяется по разным радиостанциям по всему миру, плюс у меня специальное шоу для British Airways. Это все отнимает много времени.

Я регулярно прослушиваю и отбираю новую музыку. В своё время я отвечал за всё сам, а потом понял, что не справляюсь. Я очень плохо организован, и если бы у меня накопилось все это море музыки, она бы меня просто убила. В смысле, если мне что-то нравится и я это играю, оно никуда не денется, а всё остальное, что так себе, – от этого я избавляюсь. Время от времени я ловлю себя на мысли, что совершаю большую ошибку, что упускаю какие-нибудь хорошие вещи, которые потом слышу где-нибудь в клубе у другого диджея и думаю: «О, чёрт! У меня же был этот альбом и я его выкинул!» Такое случается, но что поделаешь.

А как давно вы и Карен работаете вместе?

Ну, я работал с парнем по имени Бэнджи Би (Benji B). Он пришёл ко мне, когда я работал на Kiss FM. Ему было что-то около пятнадцати, он ещё в школе учился. Он сказал, что хочет принимать участие в моей программе, и я его устроил в Kiss FM, и мы стали большими друзьями. Работали вместе, пока меня не пригласили на Radio 1. Теперь он и сам диджей и радиоведущий и у него очень авторитетное радиошоу “Deviation”, тоже на BBC. Так что в определённый момент мне просто пришлось его отпустить. И когда я запустил программу на Radio 1, он устроил Карен на должность помощника продюсера в помощь себе же, так что она уже какое-то время проработала с нами. Она вносит в шоу свежую струю, она мой маленький ангел.

Все великие допускают ошибки иногда. Твоя интуиция тебя когда-нибудь подводила?

Это происходит довольно регулярно. Если говорить о музыкантах, которых я подписываю или подписывал на свои лейблы – тут все очень непросто. Например, я очень жалею о том, что в свое время не подписал Portishead. Помню, что видел их живое выступление за несколько месяцев до того, как вышел “Dummy”. Тогда это было именно то, что я хотел в плане музыки.

Когда на сцене появился Джеймс Лавелль со своим лэйблом Mo’Wax – вы испугались конкуренции?

Когда появился Джеймс с Моваксом, это было очень хорошо. Это означало настоящую конкуренцию, а это было важно. Он появился с чем-то совершенно новым и очень серьезным. Честно – для Talkin’ Loud это был хороший пинок под зад.

Твоя коллекция пластинок просто легендарна. Расскажи немного о ней.

Ну, моя коллекция перевернула всю мою жизнь – из-за нее мне пришлось съехать из дома, в котором я жил, это чистая правда. У меня был дом в районе Finsbury Park, рядом со стадионом Арсенала, точнее квартира, четырехкомнатная. Мы там жили с женой и детьми. И тут вдруг пластинок стало столько, что нам, взрослым, и тем более детям, места уже не хватало. Нам пришлось либо покупать огромный дом и туда перевозить всю коллекцию, либо… потом я подумал, ну уж нет. Лучше я куплю дом неподалёку.

Сейчас мы живём там, а пластинки занимают шесть больших спальных комнат, очень больших. У меня и правда много пластинок! Там есть и хорошие, впрочем.(смеется). Я много денег трачу на пластинки, очень много. Я конченный человек в этом плане, серьёзно. Раньше я мог тратить все заработанные диджейством деньги на музыку. Отыграл и тут же потратил. Всю жизнь так делал. Если бы я скопил все эти деньги…

И что твоя жена говорит по этому поводу?

В нашем новом доме нет пластинок, так что всё в порядке. У нас даже виниловой вертушки нет, только CD-проигрыватель. К тому же я считаю, всегда важно иметь какое-то личное пространство. У меня чудесный дом, замечательная семья, я очень люблю жену и детей, а они принимают то, чем я занимаюсь.

Кто ты по национальности? Англичанин, француз или швейцарец? Тут как только не коверкают твое имя…

Я родился во Франции, моя мать француженка, и я провел свое детство во Франции. У меня никогда особо не было связей со Швейцарией, хотя мои родители сейчас и живут рядом с Женевой, во французской части страны. Мой отец по национальности швейцарец, и у меня есть французский и щвейцарский паспорта. Но на самом деле я считаю своей родиной Лондон.

Судя по лондонской клубной культуре – ты замечаешь упадок? Последние двадцать лет ты был одним из ключевых игроков сцены. Но кажется, во всём мире сейчас наблюдается упадок. Музыка не так хорошо продается, лейблы и дистрибьюции закрываются, многие музыканты переживают далеко не лучшие времена.

Точно не я, ведь у меня есть радио. И к счастью, я постоянно путешествую, не засиживаюсь на одном месте. А если ты играешь каждую неделю в одном и том же городе, ты перестаешь быть кем-то особенным для этого города. Люди просто воспринимают тебя как должное. А я всегда могу путешествовать, всегда получать свежие впечатления, где бы я ни был. К счастью, клубная сцена – вещь международная. Но я до сих пор резидент в Лондоне, когда я тут, я почти всегда играю.

Ты имеешь в виду в клубе Bar Rhumba?

Да, Bar Rhumba. Я не воспринимаю Лондон как город, где надо отжигать или там собирать битком клуб Fabric, Лондон для меня – это просто те места, куда мне нравится ходить. По понедельникам я играю в своём городе, и лондонская публика собирается меня послушать. Собирается несколько сотен людей. Там мне выделяют лучшее время, у меня есть свои фанаты, люди, с которыми я постоянно работаю, так что я могу расслабиться и просто хорошо проводить время.

Думаю, клубная культура всё же испытала на себе удар. Есть всякие стороны у этого дела. Я очень рад, что уходит вся эта история с музыкой, предназначенной исключительно для танцев. Там было много грязи. И люди, которые были в это вовлечены, тоже были нехорошие. Я уже двадцать лет диджею, и я пережил много подъемов и падений, но в конце концов я просто продолжал делать то, что делаю. Если ты востребован, если ты нравишься людям в данный момент, это здорово, но если ты им не нравишься, – ну что поделаешь, это не важно. Таков мой подход, я всё еще получаю удовольствие от того, чем занимаюсь.

А если сравнивать Лондон и Манчестер – что ты думаешь об этой вечной конкуренции? Манчестерцы сказали бы, что «у них больше души» или что-нибудь в этом роде.

Я помню, как много лет назад я специально ездил в Манчестер, чтобы послушать таких людей, как Колин Кертис и Юан Кларк (Colin Curtis & Hewan Clarke). И даже когда я играл на тех нашумевших вечеринках в Electric Ballroom, к нам приезжали танцоры с севера со своим особым стилем. Они двигались в более таком балетном стиле, в то время как лондонские танцоры больше ориентировались на брейкданс. И то, как эти манчестерцы двигались, заставило меня поменять мой собственный стиль игры. Я стал играть больше свинга, больше вокальных вещей, стал применять этот «северный подход» к своей музыке. Но все равно – несмотря ни на что, я бы хотел жить только в Лондоне.

Как изначально ты оказался на радио?

Я запустил собственную пиратскую радиостанцию. У меня было несколько радиопередатчиков, всякое оборудование. В те дни пиратские станции не вещали круглосуточно. Они работали по четыре-пять часов по воскресениям. Была такая станция, называлась Radio Invicta – это была первая пиратская радиостанция, передающая музыку черных. Они потеряли своё оборудование, его у них отобрали полицейские, или что-то в этом роде, и они очень переживали по этому поводу. А потом они узнали, что есть какой-то мальчишка, а у него есть передатчик. Да, они позвонили мне и спросили, можно ли им использовать мой передатчик, на что я ответил: только если вы дадите мне программу.

Тогда мне было семнадцать, я начал работать на радио Invicta, и это было очень круто, потому что там были лучшие диджеи, они играли чертовски хорошую музыку. Она была довольно урбанистической, всякий соул… Направленная на лондонского слушателя в большей степени, чем на пригороды. В Англии же две музыкальных сцены: городская и пригородная. Такие диджеи, как Пит Тонг (Pete Tong) или Джадж Джулс (Judge Jules), они очень провинциальные, понимаете, о чём я? А эти радиостанции были более чем урбанистические, для черных, но я старался ориентироваться на широкую публику.

На станции этой было правда здорово. Спустя какое-то время я начал работать в маленьких клубах. Моя мама не знала, что я работал диджеем, так что мне приходилось врать. Я ей говорил, что просто иду тусоваться.

На самом деле я работал и в гей-клубе, по воскресениям, а я, в общем-то, не гей. Но им нравилось, как я выгляжу! Я играл с девяти до часу, публика хотела слышать диско, а я играл больше буги типа Prelude, D Train и Unlimited Touch. Так что в клуб начали приходить и чернокожие, а геи начали возмущаться, потому что это место перестало быть исключительно для геев, так что меня отставили. А потом я стал работать в самых разных клубах. Мне нужно было зарабатывать деньги, знаешь, потому что не было нормальной работы, а экзамены я завалил. Я вообще не занимался учёбой. Я сильно увлекался футболом. Когда я был маленьким, я был очень спортивным. И играл довольно серьезно и хорошо – в футбол и регби.

Твоя фанатичная любовь к Арсеналу – общеизвестный факт… Это потому что большая часть команды и тренер французы, а у тебя тоже французские корни?

Нет, я болел за Арсенал еще задолго до этого! Но быть французом – это большой бонус в наше время. А вообще, Арсен Венгер для меня по значимости стоит где-то рядом с Джоном Колтрейном.

Как по-твоему, быть клубным диджеем и быть радиоведущим – две разные вещи? Есть ли какие-то особенности одной ипостаси, которые тебе нравятся больше, чем в другой?

Ну, у меня есть семья, дети, так что приходится меньше играть в клубах, хотя мне и нравится. Это даёт мне много энергии, которую я, надеюсь, приношу на радио. Думаю, это здорово помогает моим радиопрограммам: я как бы слушаю музыку со стороны танцпола и радио одновременно. И слышу, где та или иная пластинка сработает. Иногда я играю что-то в клубе, и оно предстаёт в совершенно ином свете. Так что у меня есть все основания полагать, что моё радиошоу – это некое связующее звено между танцполом и домашним прослушиванием в наушниках. А ещё я получаю больше денег от сетов в клубах. Это мой основной источник дохода.

На радио много не заработаешь, во всяком случае в Англии. Деньги – это, конечно, хорошо, но самое главное, что мне нравится быть диджеем. Я люблю куда-нибудь выходить, встречаться с людьми, к тому же в клубах я слушаю других диджеев, чтобы быть в курсе дел. Может, когда-нибудь я и переквалифицируюсь. Мне, например, очень хочется сделать джазовое шоу… Но если играть много джаза на BBC Radio 1, можно заработать неприятности на свою задницу. Шучу, конечно. Они очень здорово ко мне относятся. Но иногда могут сказать что-нибудь вроде: «Если будешь много такого джаза играть, программа пострадает» (смеется). А я хочу, чтобы программа только хорошела, так что всё правильно. Всё что я могу сделать на самом деле, это сыграть “Impressions” Джона Колтрейна среди нескольких новых треков.

А с кем из музыкантов ты бы хотел сделать интервью?

Было бы круто, если бы я мог сделать интервью с Майлсом Дэвисом, людьми такой величины… Хотя у меня были, например, роскошные программы с музыкантами вроде Роя Айерса.. Со всеми этими легендарными личностями тебе нужно тщательным образом всё продумать, все безупречно устроить. Ты не можешь просто подойти к ним после выступления и сказать: «А давайте делать интервью».

Самое замечательное в этой работе – это возможность слушать, как эти люди разговаривают. Они столько всего могут рассказать. Мне хочется охватить как можно больше таких людей, ведь их немного осталось, они постепенно уходят.

Спустя столько лет в музыке, в двух словах – как обстоят дела у Джайлса Петерсона сегодня?

Я по-прежнему люблю то, чем занимаюсь. Наверное, это хорошо. Но во всем этом присутствует и определенная степень безумства тоже!

PS. Gilles Peterson & MC Earl Zinger @ headz.fm night – 12 июня, IKRA